Помните, как в первом своём материале про Русский Север я удивлялась, что из Архангельска до южной столицы области — Вельска — нам пришлось ехать почти пятьсот километров по новенькому асфальту? И мне это путешествие казалось далёким, а территория слишком обширной для одного региона (Ставропольский край можно пересечь за четыре часа). Оказалось, это были ещё цветочки! Архангельская область умеет удивлять…
Дорога на Мезень
Наш боевой отряд журналистов этноэкспедиции Гильдии межэтнической журналистики, переведя дух после Поважья в Северодвинске и окунувшись в воды Белого моря в районе Двинской губы, снова собирался в дорогу. На этот раз — на северо-восток Архангельской области.
Бывалые путешественники предупредили — едем в районы Крайнего Севера (Мезенский район официально приравнен к регионам Крайнего Севера, граничит с широтами полярного круга), поэтому тёплая одежда и москитные сетки, а также всякие защитные средства от комаров и оводов жизненно необходимы. И мой ум в очередной раз впал в ступор: как могут понадобиться одновременно и тёплые вещи, и средства от насекомых?! Оказалось, могут.
До Мезени из Архангельска можно долететь на самолёте. Но нам предстояло путешествие на автомобиле, по гравийной дороге, отсыпанной породой с берегов протекающих здесь рек, которую впервые проложили по пути зимника в 2008 году. График плотный. Помимо переезда — два пункта назначения, встречи с людьми, экскурсии, разговоры.
Водитель настроен скептически: это с какой же скоростью вы планировали ехать, чтобы всё успеть?! И оказался абсолютно прав. Белая пыльная взвесь повисла в воздухе автомобиля уже через несколько километров после того, как мы поняли, что выбиваемся из графика и попросили прибавить скорость.
Система кондиционирования автомобиля не справлялась с нагрузкой, мы чихали, кашляли и добровольно надели маски. Но ехали! Постепенно покрываясь белым налётом пыли. Потом наш автомобиль заглох, потом ещё раз, остановившись прямо на понтонном мосту, и стало понятно, что мы опаздываем.
Кимжа
За этой рекой первый пункт этнографической программы. Деревня Кимжа — самая красивая деревня России и по сути, и по статусу, поскольку несколько лет назад вошла в ассоциацию с таким названием и теперь козыряет своим званием. На этом всё. Статус не даёт ни финансирования дополнительного, ни каких-то других льгот.
— Кимжа что значит? Раньше говорили «Ким жил», — первый поселенец. Это одна версия, вторая — следующая. Было вокруг деревни много токовищ глухариных, и они издавали такие звуки, похожие на скрежет — «кимжи-кимжи», — так рассказывает о происхождении названия Евдокия Репицкая, директор культурно-музейного центра деревни Кимжа.
С тех пор, как Кимжа вошла в ассоциацию самых красивых деревень России, туристический поток немного увеличился.
— Есть здесь какая-то аскетичность во всём. Дух северный привлекает. Я так отдыхаю — посещаю места глухие, не парадные, смотрю, набираюсь сил, — так он сам определяет своё стремление уехать сюда из Москвы, и по его экипировке видно, что в таких укромных уголках России он не в первый раз.
В деревне проживают не больше шестидесяти человек, и домов пустующих нет, как нет ни одного каменного здания — только деревянные. Идём по улице в два порядка двухэтажных изб, любуемся. Тишина и умиротворение. Кимжа основана в XV веке на высоком берегу одноимённой реки, где и сейчас привязаны лодки поморов (напротив каждого дома свой причал). В центре — на широкой площади — главная достопримечательность Кимжи — пятишатровая церковь, построенная в честь Смоленской иконы Божией Матери «Одигитрия» в начале XVIII века. Но визитной карточкой этого места являются ветряные мельницы-столбовки.
В 2007 году в Кимжу приехали учёные-молинологи из Голландии, они её осмотрели и были удивлены, что мельница подлежит восстановлению. У столбовки механизм подвижный — ветер дует, мельница разворачивается, лопасти раскручиваются и всё — работа пошла. Ячмень выращивали здесь, называли жито, и хлеб был — житники. Сейчас хлеб привозной, да и скота нет, потому и жито не сеют.
Евдокия Репицкая ведёт нас по деревне и по ходу рассказывает и о жизни прошлых поколений, и о том, как сейчас здесь живут поморы. Заходим в Политов дом (этнографический музей), который выкупили у хозяев ТОС «Кимжа» (ТОС — территориальное общественное самоуправление — территориальный орган общественного местного самоуправления — прим.авт.). В разных комнатах энтузиасты постарались создать обстановку двух веков — от середины XIX до середины XX века. Всего же в этой деревне выявлен 71 исторический памятник.
— Храм является памятником федерального значения. Построен в начале XVIII века. 1763 год — дата освящения колокольни и храма, а построили его в 1709 году. Причём, этот храм — вторичный, возведённый на месте сгоревшего от молнии в конце XVII века. Глобальная реставрация храма производилась методом переборки и длилась почти двадцать лет, закончилась только в 2020-м. Реставрация нам так тяжело далась! Но сегодня это единственная в районе не разрушенная церковь. Убранство церковное не сохранилось, да и священника в храме нет, — рассказывает экскурсовод.
С колокольни храма, на которой установлены шесть колоколов, открывается прекрасный вид и на деревню, и на реку. Смотришь в разные стороны и поражаешься — как же органично здесь всё: и суровое синее небо в тучах, и спокойная гладь реки, и дома с мельницами. Пожить бы в этой тишине неделю-другую… но, отведав пирога с морошкой и ароматного иван-чая, отправляемся дальше.
Мезень
Коротая время, изучаем место назначения. Благо, на паромной переправе есть связь и даже интернет.
Справочно. Город Мезень расположен на правом берегу реки Мезени при впадении в неё реки Товы, в 45 км от Белого моря, в 390 км от Архангельска. Мезень была основана в XVI веке на месте Окладниковой (Большой) слободы (Сокольня Нова) и Кузнецовой (Малой) слободы Мезенского уезда. В XVIII-XIX веках Мезень сохраняла старинный бытовой уклад: вдоль реки тянулась одна длинная улица с деревенскими избами по обеим сторонам, с двумя бревенчатыми церквями и множеством ветряных мельниц на окраине. С 2006 года является также административным центром Мезенского городского поселения.
В городе можно увидеть необычное, казалось бы, явление. Два раза в сутки река Мезень течёт против течения и наполняет воды своего русла. Этим пользуются сотрудники речного транспорта: наполняясь водой, река поднимает со дна корабли, что позволяет выйти транспорту в открытое море, а местному пассажирскому транспорту перевозить людей из Мезени в Каменку. Связано такое явление с морскими приливами.
Мезень относится к районам Крайнего Севера и расположена близ границы умеренного и субарктического климатических поясов, зон тайги и лесотундры. В настоящее время город находится вне пределов распространения вечной мерзлоты. Поскольку средняя температура самого тёплого месяца (июля) менее 15 градусов, климат субарктический, но за последние 10 лет летние ночные заморозки наблюдаются реже, чем в Архангельске, а жаркие летние дни — чаще.
Совсем недавно въезд в город был закрыт для всех. Только по пропускам. Мезень находится в приграничной территории. Сейчас в Мезени свободное посещение, но туристов не наблюдается. На улицах довольно пустынно. В Мезенском районе живут поморы — этнографическая группа русского народа на побережье Белого и Баренцева морей. С одним из них у нас встреча. Александр Коткин ждал нас дома, заварил чай, угостил мезенским пряником, который был больше похож на пирог, пышный и вкусный. И беседа наша неспешно шла, оставляя где-то там далеко напряжение дороги.
— Я вам много чего могу рассказать. И про то время, как ходили поморы на промысел, и про случаи, которые произошли со мной. Только в прошлом всё это. Оттого и говорить об этом тяжело. В Белом море промысел закрыт. В магазинах теперь рыба привозная, с Баренцева моря. На рыбалке в последний раз я был лет семь назад. Как начались эти жёсткие запреты, так и не хожу в море. Рискованно. Судно заберут, снасти тоже, уголовное дело могут завести. Я уж судился с пограничниками. Более половины района, мезенцев, в море-то и не бывали… а в грудь себя бьют: «Мы — поморы!».
Это отхожий промысел — уходишь в море — и пока рыбой карбас доверху не набьёшь — не возвращаешься. Я на две-три недели на промысел уходил обычно. И много нас таких было. А теперь остался один мой карбас, остальные все сгнили, — рассказывает Александр Коткин. — Народ жил от промысла, а сейчас нас сделали зависимыми от всего. Раньше у нас, кроме хлеба, всё своё было. Летом в Мезени было бабье царство. Все мужчины находились на промысле. Ловили камбалу, продавали населению. У нас так принято было. Кто может, ходит в море и кормит народ. Рыба была основной едой.
Карбас Александра Коткина стоит на улице прямо у дома. Уже три года он не спускал его на воду. Скоро карбас заберут в Архангельск в музей. А ведь поморы-то были главным образом рыбаки. Сейчас, как они сами говорят, нет рыбалки — нет поморов.
Сфотографировали мы помора на фоне карбаса — ещё одного экспоната уходящей натуры — и побрели по пустынным улицам в гостиницу. Погода испортилась. Мелкий холодный дождь не прибавил радости. Грустно было оттого, что не увидели мы, как речной прилив поднимает с обмелевшего дна корабли, как они отправляются на промысел в Белое море. И вряд ли кто-то когда-нибудь ещё увидит.
Лампожня
Утром следующего дня я наконец-то поняла, зачем мне тёплые вещи. Вот когда пригодились и тёплая куртка, и не промокающие брюки, и резиновые сапоги. От вчерашней духоты и полчищ комаров не осталось и следа. Словно мы снова переместились во времени — приблизительно в ноябрь.
Встретила нас местная жительница, одна из энтузиастов-экскурсоводов, что собственными силами создали здесь что-то типа экскурсионного маршрута. За небольшую плату переправят туристов через реку, проведут по деревне, расскажут об уникальной истории из жизни Лампожни и ещё накормят сытным обедом в импровизированном гостевом доме. Угощают туристов тут и кашей, и щами, приготовленными в русской печи. Можно здесь и на ночлег остаться, если захочется задержаться подольше.
Правда, в Лампожне нам всё же удалось увидеть наследие развитого социализма, когда был здесь крепкий колхоз и дойное стадо, а по улицам транспорт ездил по деревянным настилам. Остатки былой роскоши кое-где торчат из земли полуразрушившимися от сырости и времени кусками досок. Да ещё заметили остов единственного здесь каменного здания — то ли молзавода, то ли хранилища. А вот деревянные тротуары здесь свеженькие, не так давно проложены по главной и единственной улице.
Мы прибыли в Лампожню ранним утром, потому успели обойти деревню и даже познакомиться с местными жителями задолго до открытия магазина (он начинает работу в 10 часов) и потянулись к единственной здесь торговой точке, как и многие жители деревни, к открытию, потому как уже ноги промочить успели. Местные отовариваются по списку — хлеб, что-то из продуктов, хозтовары по мелочи. На промышленные товары — сапоги, носки, бытовую химию — цены скромные, а товары, словно из советского детства — практичные и простые.
— Давно завоз был, — спрашиваю, выбирая себе носки и удивляясь цене в 25 рублей.
— Да уже год почти назад, — улыбается продавец.
— А продукты как часто привозите?
— Хлеб — два раза в неделю. Остальное — по мере надобности.
Подвозят к реке из Мезени, потом переправляют на лодке, и в деревню привозит всё тот же лодочник, который встретил нас на переправе. Вот и хлеб свежий он подвёз прямо к открытию. Одна буханка — 86 рублей.
— Сами не печёте хлеб? — спрашивают коллеги.
— Да где там! Кому печь-то? И из чего? Мука ведь у нас тоже привозная.
Самому старому дому в деревне более ста лет, а самой Лампожне — около четырёхсот. В 1926 году случился здесь большой пожар — вся почти выгорела. Оттого произошёл отток населения. Но многие дома были построены тогда, в том числе и родовой дом, а теперь музей Владимира Семёновича Кузина, первого чемпиона мира (1954 год) и короля лыж, олимпийского чемпиона. Хранят деревенские экскурсоводы память о знаменитом земляке, водят редких туристов в его дом, рассказывают и о нём, и обо всём его роде, и о жизни нескольких поколений деревенских жителей. Чтобы знали и помнили.
В этом сохранении исторического наследия видят они и своё предназначение, и будущее деревни — как места притяжения туристов, приехавших за сильными, настоящими впечатлениями. Есть здесь и «первая ласточка» — несколько лет назад из города приехала женщина, которая разводит лошадей мезенской породы и мечтает создать точку притяжения туристов на своей усадьбе. В то, что Лампожня будет жить долго, очень хотелось верить, шагая по мокрой густой и сочной траве заливного луга, которая была почти по колено, и даже опять промокшие ноги не могли испортить настроения, положительного заряда от этих подлинных чувств и испытанных здесь эмоций.
Помните? Он недосягаемый для понимания человека с юга. И необъятный. Как космос.