Потом Василий будет
с сожалением
вспоминать о своей
поспешности,
а сейчас надо
торопиться, пока мама
ушла на рынок делать
предновогодние
покупки. Не хорошо,
конечно, уезжать,
не поставив её
в известность, но он
просто устал
от туманных
объяснений, почему его
дед до сих пор не знает
о существовании
взрослого внука.
Вспомнился недавний разговор.
— Ну как ты ему будешь объяснять? – недоумевала мама. Она потянула к себе старый альбом с фотографиями. Сын придвинулся, их взгляды опять пересеклись на лице пожилого человека, стоящего рядом с бабушкой, сидевшей на стуле. Её полуповорот в сторону стоящего рядом мужчины, чья ладонь властно лежала на спинке стула, объяснял многое. Легко можно было прочесть в позах и выражениях лиц, кто здесь главный.
И вот Василий нерешительно замер у незнакомой двери второго этажа многоэтажного дома. Он осознал, что поторопился разыскивать своего предка. Скупые данные: фамилия, имя, отчество, дата и место рождения — помогли ему добраться сюда, а дальше-то что? Ведь его здесь не то что не ждут — даже не знают! Дома на столе осталась записка для мамы, она её, наверное, уже прочла и теперь тоже переживает. Запоздалое сожаление мешало нажать на кнопку звонка.
— Нет, папа, нет! — послышалось вдруг в прихожей.
Дверь стремительно распахнулась, и на пороге появилась девушка примерно его возраста, растрёпанная и недовольная. Похоже, здесь, как минимум, горячо спорили. Следом показался высокий мужчина, видимо, тот самый «папа». Василий оробел окончательно. Надо объяснять хозяевам квартиры причину своего появления, а он не знал как.
— Я к вам, — парень осёкся, потому что отец девушки как-то очень внимательно смотрел на него, в тёмных глазах мелькнуло узнавание. Девушка осторожно закрыла входную дверь. Она взирала на него таким же странным внимательным взглядом.
— Папа, кажется, я начинаю понимать, — с присущей юности стремительностью, сметающей на пути остатки былых обид и недосказанности, она уже тянула Василия в другую комнату, где со всех стен глядела… его мама.
Рисунки в карандаше и цвете. Вот мама смотрит на струи ливня, стекающего по стеклу, тянется закрыть форточку. Её тоненькая фигурка на фоне бушующей за окном стихии напряжена и прекрасна.
А здесь строгие мамины глаза не позволяют заглянуть в душу, чтобы постичь её тайну и глубину. Василию хорошо знаком этот мамин взгляд. Он обратил внимание на то, что ни на одном из рисунков она не смеётся и даже не улыбается, совсем, как в жизни. Тут уже Василий окончательно понял: с приездом поторопился, однако сожаления — сожалениями, а объясниться надо.
Ситуацией продолжала руководить девушка. Она ловко уместила все непонятные события в одну фразу: «Вот, оказывается, почему мой папочка так любит напевать и насвистывать песню «Ой, васильки, васильки!». Да, наградила юношу природа таким чудным васильковым цветом глаз. Мама говорила, что он пошёл в бабушку Веру. Кстати, о бабушке! Василий достал свою фотографию, молча протянул её мужчине. Потом они вместе рассматривали фотоальбом. Ему показали цветной портрет бабушки. Вот они, василькового цвета глаза!
Его бабушку, рассказал давнюю историю хозяин квартиры, выдали замуж за вдовца с маленьким сыном на руках. Этим сыном он и являлся. Да и новая жена была с дочерью — будущей мамой Василия. Вера воспитывала детей, не делая между ними различия. Он хорошо помнил женщину, заменившую ему мать. Знал, по её рассказам, что она рано осталась сиротой и ей несладко пришлось в чужом доме. То ли по природе своей была она тиха и безропотна, то ли жизнь этому научила, но Вера всегда оставалась незаметной. Природная скупость на открытое проявление чувств, вероятно, сказалась на воспитании детей. Мальчик и девочка росли до определённого времени, не ведая, что нет между ними кровного родства.
Умерла она, никому не объяснив печали, точившей её изнутри: с детства не знала родительской любви, без любви прожила и с суровым мужем. Оставила детям в наследство лишь любимую песню «Ой, васильки, васильки», строгость нравов, глубину чувств и неумение открываться — следовать искренним порывам.
— Пап, выходит, мама Василия и есть твоя тайная неразделённая любовь? — робко спросила притихшая девушка. — Значит, вы, испугавшись своей любви, разбежались в разные стороны? Обзавелись семьями, жили без любви?! Из-за этого Вася ни разу не видел дедушку, пока тот был жив?!
— А мама после смерти отца так и не вышла замуж, — внёс в обличительную речь девушки свою лепту Василий. Пока между отцом и дочерью не начался очередной этап выяснения отношений, он поспешил уйти.
На автовокзале Василий не успел вовремя уехать домой, просто сидел и думал о случившемся. Радости от своего расследования не чувствовал. Маму было жаль. Он понял теперь, почему она так редко улыбалась… Ведь самое главное в жизни, основа всего сущего на земле – любовь — оставалась для неё непознанным, запретным, безнадёжным чувством. Он не знал, чем тут можно было помочь.
Сидел на скамейке в тёплом зале автовокзала, наблюдал предновогоднюю суету прохожих: кто-то нёс тяжёлые пакеты, кто-то — искусственную ёлку. Всё вокруг казалось ненастоящим, как эти пластмассовые ёлки с мишурой, изображающей искусственный дождь. Вспомнилась картина со стены: мама и ливень. И так вдруг захотелось её обнять, сказать, как сильно он её любит!
Парень поднял голову, услышав звук, похожий на морзянку. Эту дробь выбивали каблучки сапожек его новоприобретённой родственницы. Девушка тянула за руку своего отца и первой увидела Василия. А затем на его плечи опустились мамины руки. Мама приехала! Он гладил её ладони, а сам смотрел на девушку.
— Ну ты и тормоз! — возмутилась она, обидевшись на его «побег» из квартиры, и решительно взяла за руку.
Парень перевёл взгляд на того, кто так долго любил его маму. Мужчина и сейчас, казалось, ничего и никого, кроме неё, не замечал. И Василий понял ещё одну вещь: ТАК смотреть на его маму этому человеку можно. Из здания они вышли все вместе. На улице вдруг огромными хлопьями повалил снег, словно выбеливая всю серость пережитого и ошибки прошлого.
А потом была совместная встреча Нового года, пожелания, воспоминания — и Василий увидел, как невероятно тепло и нежно умеет улыбаться его мама.
Тогда он дал себе слово: жениться только на любимой и растить своих детей исключительно в любви — большой, непреходящей, вечной. Всё вокруг теперь приобрело реальные, неискусственные черты, потому что он стал свидетелем возвращения настоящей любви, для которой нет преград в пространстве и времени.
Валентина КАЛУГИНА