Каждую пятницу аульчане спешат в дом Дурдыевых. В этот священный для мусульман день Оразмухамет дая (дядя) от имени родственников читает молитву за упокой усопших и за здравие здравствующих. Иные засиживаются допоздна. Хозяин — интересный собеседник. Как-то в этот гостеприимный дом заглянула и я и засиделась дотемна. Оразмет Дурдыев интересен тем, что он единственный в ауле туркмен, который умеет читать на литературном языке поэта-классика Махтумкули Фраги.
Оразмет молла начал свои воспоминания издалека:
— Помню, старейшины рассказывали, что в 1904-1905 годах на средства населения аула была построена белокаменная общественная мечеть. В годы советской власти мечеть переделали в сельский клуб, на сцене которого не раз выступал известный среди сородичей Сагандык-бахши, уроженец аула Эдельбай. Наша семья относится к племени соинаджи, наш родной аул — Сабан. Моего отца звали Дурды, до советской власти он работал у богатых людей, при советах трудился в колхозе. Эйсендик — сестра моего отца — жила в Эдельбае. В ту пору мне было лет 6-7. Однажды верхом на коне отправились в гости к тёте Эйсендик. В тот же вечер со взрослыми пошли послушать бахши и посмотреть концерт самодеятельных артистов.
Просторный зал полон народу. Здесь были даже молодые мамы с младенцами на руках. По традиции выступление открывал сказитель-музыкант. Взяв в руки музыкальный инструмент тамдру, Сагандык-бахши заиграл саз (мотив) и исполнил отрывок из эпоса «Короглы» («Гёр-оглы»), затем плавно перешёл к классике Махтумкули.
Так Оразмухамет Дурдын оглы, будучи в юном возрасте, приобщился к культуре туркменского народа. Сказитель зародил в сердце подростка любовь к народному искусству. Первая встреча с бахши запомнилась на всю жизнь. Память у мальчика была отменная, стоило ему один раз послушать сказителя, сразу же запоминал сказки, эпос Гёр-оглы, газалы (газель) шахира-поэта и свободно пересказывал своим слушателям. Так он выучил и стихи великого туркменского поэта Махтумкули.
Стихи классиков в 50-60-е годы прошлого векаельбай Оразмет попал лет в 12, когда умер отец. Он пришёл пе издавались даже в Ашхабаде редко. Поклонники поэзии переписывали стихи в общую тетрадь. У С.О.Оракаева, старейшего учителя, Отличника народного образования, было несколько рукописей. Одна из таких поэтических тетрадей со стихами Фраги попала в руки Оразмухамет дая, и он с той поры долгими зимними вечерами зачитывается туркменской поэзией.
В игдирский аул Эдшком туда и остался жить в доме у тёти Эйсендик-афа (это был 1943 год). Она растила его, не бросила даже в голодные годы. Вместе с её сыновьями Аджмай Абдуллаевым, Менглидурды и Алтмыш Юсупалиевыми стали жить одной большой семьёй. Её муж трижды совершил хадж в Мекку, поэтому к имени Юсупалы аульчане прибавляли почтительное слово «хаджи» (человек, совершивший хадж).
— Когда началась война, на фронт попал Менглидурды Юсупалиев. Позже из нашей семьи забрали и Аджмай Абдуллаева, — продолжает свои воспоминания старейший житель аула. — Через 6 месяцев Аджмай, получив ранение в бою, вернулся в аул. Шла война, а в тылу работали мальчики и девочки. Вот и меня, несовершеннолетнего, отправили на поля колхоза «Кзыл Эскер» («Красная Армия»). Работал наравне со взрослыми девушками. Сгребал солому в копну, а девушки скирдовали. 4 июня 1943 года, совершая объезд колхозных полей, к нам заглянул председатель колхоза Джумакай Егенбаев. Джумакай-дая, заметив меня, спросил:
— А овец пасти сможешь?
— Ещё как смогу! — ответил я задиристо. Руководитель колхоза отвёз меня на кошару к старшему чабану Сафару Илимбердыеву.
Так началась трудовая деятельность Оразмухамета Дурдыева. В подпасках ходил до самого ухода в армию. Редко приходил домой, но если в его выходной день в ауле играли свадьбу, то сразу же отправлялся послушать бахши. Традиционно сказители сидели на почётном месте прямо напротив дверей, подложив под локоть подушку, их окружали родственники виновников торжества и представители старших поколений аульчан. Кто-то из молодых людей обслуживал бахши — приносил чай, менял пиалу с остывшим напитком. Место молодёжи обычно оказывалось у выхода. Вот и Оразмет тихо присаживался у дверей и с восторгом слушал музыку в исполнении Сагандык или Балдан-бахши. Запоминал быстро, и обычно с первого раза выучивал сказания, гошкы, а вот газели Махтумкули не сразу удавались, лишь после нескольких прослушиваний. Обязательно по просьбе чабанов читал наизусть стихи шахира, рассказывал эртеке-сказки, эпос «Гёр-оглы». Да и сам, когда пас колхозных овец в степи, декламировал стихи Пырагы, обращаясь к степным просторам.
А время не шло — бежало, только молодость этого не замечала. Пришла пора призыва в армию.
— 16 июля 1951 года меня призвали на службу в ряды Советской Армии, — продолжает свой рассказ Оразмет Дурдыев. — Повестку председатель Аджай Егенеев вручил мне в день отъезда. Так что больших проводов-то и не было. На колхозной бричке призывников повезли в село Благодарное. Не помню уж, по какой причине, но мои сверстники Султан и Язай вернулись с вокзала домой, а я поехал на Чукотку, где сухопутная 216-я полковая часть патрулировала берег Баренцева моря в 60 км от Аляски.
Прослужил там два года, и вдруг поступает приказ: «Рядовым на Камчатку!» Через сутки нас уже посадили на пароход «Ильич» и доставили во Владивосток. Мы плыли 12 суток, на 13-ые утром добрались до места назначения, где нас по 30 человек переправили на другую сторону бухты. Пришлось ещё 20 км пройти пешком, чтобы дойти до части береговой охраны. Потом ещё 9 суток в бухте разгружали брёвна с «Дмитрия Донского», строили казармы, столовую, караульную и т.п.
Письма получали один раз в месяц. Долго не было пополнения, поэтому домой вернулся аж в воскресный день 14 ноября 1954 года.
Аул Эдельбай стал для Оразмухамета Дурдын оглы родным. После окончания службы родственники женили парня. Когда Менглидурды со своей семьёй переехал в новый дом, рядом пустила корни и семья Оразмухамет и Урхии. Так в ауле появилась новая улица Комсомольская.
Оразмет Дурдыевич вернулся в колхоз. Пас отару, а вскоре назначили его старшим чабаном. Колхоз часто менял своё название — имени Сталина, совхоз «Серафимовский», откормсовхоз или мясосовхоз «Благодарненский». Оразмухамет дая работал там, куда направляло правление колхоза: чабановал, был старшим чабаном, пас колхозный табун лошадей… В 70-е годы его назначили гуртоправом — вместе с сыновьями выращивал крупный рогатый скот. В животноводстве работал до самой пенсии. Когда правление совхоза предложило поработать ещё — сторожем на заправке, не отказался.
С сожалением вспоминает об общественной белокаменной мечети:
— В 50-е годы от «Ак мечети» остались только стены, крыши уже не было. Окна, двери зимой 1942, 1943, 1944 годов разобрали на дрова. Когда уполномоченным работал Халил Айдогдыев, стены мечети разобрали, а из камней построили сарай для стрижки овец в селе Кучерли. Русское село и туркменский аул входили в состав колхоза имени Сталина. Клуб перевели в здание, где размещались изба-читальня и контора. В клубе показывали кино, но бахши уже не выступали.
Наступили новые времена, молодёжь всё больше пела и плясала под гармошку. На туркменские свадьбы всё ещё приглашали бахши, но слушало их только старшее поколение. В молодые годы и мечтать не мог, что увижу, как установят памятник Махтумкули в родном ауле.
Под влиянием местных шахиров Оразмухамет Дурдын оглы одно время сочинял стихи, когда сын Мовлямберди служил в Афганистане. В честь умершей жены Урхии сложил плач-айдым, есть посвящение и сыну Бекмухамету.
Соинаджи Оразмухамет, проживший среди игдиров почти 80 лет, признаётся:
— Я прожил счастливую жизнь, живу с семьёй младшего сына Казмухамета, по соседству — старший сын. Радуют меня внуки Тоймурат, Рустам, Мурат, Гамзат и внучки Гульфира, Гульнахар, Наташа, Зухра, Зейнеп.
Мой род получил продолжение, у меня растут правнуки: Ислам, Джанмухамет, Тимур, правнучки Аиша, Алия, Гульзана, Айжана, Мерьем, Сания. Что ещё нужно для полного счастья?
И уже в преклонном возрасте «увидел» Махтумкули в бронзе. Читаю молитвы из Корана и стихи Фраги как молитву, написанные почерком сельского учителя Сеида Оракаева.
Инджихан МУХАМЕТАЛИЕВА, аул Эдельбай
Фото из семейного
альбома Дурдыевых