Памяти моей прабабушки Антонины Гребенюк.
Как здорово быть ребёнком! Особенно, когда рядом твои заботливые родители, бабушки и дедушки. Все тебя обожают, балуют, жалеют. А мне особенно повезло, потому что у меня была ещё и любимая прабабушка Тоня (на снимке). Это мама моей бабушки. Для меня она — добрый друг, лучшая советчица, хранительница всех моих детских тайн и обид, главная защитница. В семье с улыбкой говорили о нас: «Что старый, что малый!» А мы с ней лукаво смеялись, и Тоня ласково обнимала меня.
Прабабушка долго болела, не могла ходить, и тогда уже я стала заботиться о ней, помогать. Я подолгу сидела с моей Тоней, чтобы она не грустила одна, слушала её интересные рассказы «про старину», читала ей местную газету. И вот однажды прабабушка неожиданно попросила: «Напиши обо мне, расскажи, как я жила». Я обещала, но своего слова не сдержала.
Этим летом прабабушки Тони не стало… Вспоминаю её такие добрые, искренние, лучистые глаза, милую
тёмными жилками… Я так и не сказала ей самого главного… Как сильно её люб-лю! Родная моя, я выполню обещание — расскажу о тебе.
Детство моей прабабушки прошло в с. Александрии, что на Ставрополье, и пришлось на страшные годы репрессий и Великой Отечественной войны.
— Я вспоминаю детство, и мне кажется, что это было не со мной, — рассказывала прабабушка. — Мой отец, Иван Алексеевич Затонский, был заготовителем «Союззаготкож». Арестовали его в сентябре 1937-го и в том же году расстреляли. Но мы ничего этого не знали. Я ждала его всю жизнь, верила, что вернётся. И только в 1961 году узнали, что, оказывается, папу расстреляли через месяц после ареста. Моя мама, Елена Дмитриевна, осталась одна с четырьмя дочками на руках, ей было тогда 32 года. После ареста мужа она ждала, что придут и за нею, дома всегда был готов узелок с вещами… Я боялась за мать и, просыпаясь по ночам, всегда ощупывала её постель: здесь она или нет. Настали дни молчания и страха. Двор наш опустел, никакой ребятни. В дом к нам перестали ходить. Ни мама, ни я не верили в виновность отца. Это было очень тяжёлое время. Мы ходили, не поднимая головы, каждую минуту ожидая оскорблений.
Она боялась идти по улице, оглядывалась, не летит ли в спину камень. Вслед ей кричали: «Тюремщица!» Тогда словом «тюремщик» называли человека не того, который охраняет, а того, кто сидит. В то страшное время в сознание людей «внедрялся» образ повсеместного «вредителя и шпиона», разворачивалось своего рода соревнование, кто больше разоблачит, кто больше проявит бдительности.
В 1941 году по доносу прямо с работы забрали в тюрьму и маму моей прабабушки. Дети остались одни. Тринадцатилетняя Тоня за старшую, а младшей Кате было всего шесть лет.
Мне трудно представить, как они жили одни… Прабабушка, рассказывая о том времени, говорила не столько о страхе и обиде, сколько о голоде и нищете. От детей отвернулись даже родственники. Хлеба не было, из остатков муки варили суп-затируху, запекали тыкву. Огонь в печке постоянно тух, топили хворостом и кизяками, которые собирали на выгоне. За «жаром» к соседям посылали девятилетнюю Клаву, она плакала, боялась идти в темноте. Спать частенько ложились голодные, прижимались друг к дружке под старым тулупом на печке, и Тоня, чтобы утешить сестёр, рассказывала сказки. Младшие засыпали, а она ещё долго лежала в темноте и представляла, как возвращаются отец и мама, как начнётся другая жизнь — без боязни, унижений и оскорблений…
Вспоминала, как бегала встречать по вечерам отца с работы, как шли они по улице домой и соседи уважительно приветствовали отца, а маленькую Тоню называли Ивановна. И была она такая счастливая, что называют её по-взрослому, а не какой-нибудь Тоськой и что ладошку её крепко сжимает тёплая, надёжная рука отца, а дома ждёт мама. Вспоминала и тихонько плакала, чтобы не разбудить сестрёнок.
Очень обидно, вспоминала прабабушка, когда дети первого сентября шли в школу, а она уже не могла учиться, потому что надо заботиться о младших сёстрах. Тогда и началась её трудовая биография. Работала вместе с другими детьми в колхозе. Взрослые женщины пололи хлопок, продёргивали руками бурьян по пшенице, бороновали на быках, а дети постарше нянчили маленьких и носили женщинам воду. Гоны-рядки — длиной в километр, приходилось несколько раз в день ходить из конца в конец…
В 1942 году на Ставрополье пришли немцы. Тюрьму в Ставрополе разбомбили, и все арестанты возвратились домой. Вернулась и Тонина мама. В Александрии захватчики недолго находились: зимой 1943 года село освободили красноармейцы. Прабабушка вспоминает, как на короткое время остановился обоз с бойцами. Какое это было счастье для сельчан! Играла гармонь, красноармейцы пели частушки. Бабуля даже напевала мне некоторые из них!
Прабабушка Тоня до войны окончила пять классов и считалась грамотной в селе. Весной 1945 года её назначили — учётчицей в колхозную бригаду, а это три километра пешком каждый день туда и обратно, ведь транспорта тогда не было…
Радостную весть о Победе она узнала в кладовой и со всех ног побежала в бригаду. В этот день всем объявили выходной, и женщины вернулись домой. В центре села собирались люди, радовались и плакали от счастья. Постепенно возвращались фронтовики, дети бегали встречать их за околицу. Прабабушка надеялась, что вместе со всеми вернётся и её любимый отец…
Младшие её сестры отца не помнят, осталось только имя его, удостоверение пострадавших от политических репрессий да горечь обиды и сожаление, что человек поплатился жизнью ни за что.
Я знаю, страшные отголоски массовых преследований властями своего народа и по сей день не дают спокойно жить всем, кто прошёл через эти жуткие испытания. Но особенно тяжело тем, кто эту страшную трагедию пережил, будучи ребёнком, на чьих глазах происходили аресты родителей, кто сам становился изгоем в родной стране, на кого незаслуженно «приклеивались» ярлыки «детей врагов народа». На фоне того ужаса, творившегося в стране, искалеченная судьба простого человека может показаться не такой уж интересной. Но искалеченных судеб было 18 миллионов. И каждая по-своему трагична. Прабабушка говорила:
— Мы выжили вопреки всему, несправедливость и жестокость времени не сломили и не озлобили нас.
Мы сегодня часто жалуемся на сложную жизнь: рубль падает, доллар растёт, квадратных метров не хватает, наш российский автомобиль пора бы сменить на иномарку… Если же задуматься, через что прошли наши бабушки и дедушки, как они пережили голод, репрессии, войну, послевоенные годы, то жалобы на сегодняшнюю жизнь сразу выглядят совсем иначе.
Родная моя… Вот я и выполнила своё обещание… Рассказала о тебе, о твоей нелёгкой судьбе… Я горжусь тобой! Спасибо, что и сегодня ты живёшь в моей душе, помогая увереннее идти по жизни и делать правильные шаги.
Вероника НАУМОВА,
8 класс, г. Ростов-на-Дону
Фото из семейного альбома
ОТ РЕДАКЦИИ:
Данная публикация — рассказ школьницы о суровом военном детстве своей прабабушки, пережившей голод, холод, оккупацию и сталинские репрессии, — никого из журналистов не оставила равнодушным. Она натолкнула нас на мысль запустить новый редакционный проект под названием «Такое разное детство».
В рамках проекта мы будем пуб-ликовать материалы о детях войны (воспоминания, очерки, фотографии тех лет) и рассказы о современных детях, их занятиях и увлечениях, повседневных делах и заботах, как бы сравнивая эпохи.
Надеемся, что вы, уважаемые читатели, поможете нам в этом и примете активное участие в реализации газетного проекта под названием «Такое разное детство».
Ждём ваши материалы в редакции газеты «Благодарненские вести» по адресам: 356420, г.Благодарный, ул.Советская, 363, или на E-mail: blag-vesti@yandex.ru