Петя Воронков

С Петром Андреевичем Воронковым мы познакомились во время поступления на учёбу в Ставропольскую советско-партийную школу в июле 1964 года. На учёбу он прибыл из села Нины Советского района. Учиться нам пришлось в одной группе. Он был самым старшим по возрасту и партстажу, и мы избрали его партгруппоргом.

Пётр Воронков, очень скромный и дисциплинированный человек, поль­зовался уважением среди одногруп­пников. Имея большой опыт партий­ной работы, он успешно справлялся с поручениями партгруппорга, за что его всегда хвалили.

После партшколы Пётр Ан­дреевич работал председателем профкома колхоза, диспетчером автогаража. Отправившись на за­служенный отдых, занимался до­машними делами, разводил живот­ных и птицу, ухаживал за огородом.

Мы периодически встречались с ним на его территории. Но и во вре­мя учёбы, и после неё о себе мой друг рассказывал мало. В послед­ний раз судьба свела нас в январе 2014-го в станице Горячеводской в краевом госпитале для ветеранов войны, где мы всё свободное от про­цедур время проводили вместе.

Однажды я купил газету «Роди­на», на первой странице которой заглавными буквами было напе­чатано: «27 января — 70 лет снятия блокады Ленинграда». Показал её П.А.Воронкову, а он мне говорит:

— Так я же блокадник, у меня удо­стоверение есть и медаль «Жителю блокадного Ленинграда».

— Что же ты никогда об этом не рассказывал? — спрашиваю.

— Зачем. Давно это было. Мне страшно и больно об этом вспоминать.

Еле уговорил рассказать хотя бы малость из жизни людей блокад­ного Ленинграда. В канун 70-летия Великой Победы, хочу поделиться воспоминаниями человека, пере­жившего страшные 900 дней и но­чей блокады:

Мы жили на 15-й линии Василь-евского острова. Когда началась вой-на, отец — Андрей Максимович Во­ронков, высококвалифицированный специалист, получил бронь и работал на заводе «Севкабель». Мать — Ольга Михайловна, трудилась на фабрике им.Урицкого. Старший брат Михаил служил в морфлоте — красноармеец-подводник, трижды ранен. 17-летняя сестра Наташа из-за болезни даже в школу не могла ходить, а я учился в седьмом классе. Так и жили мирно, дружно, заботясь друг о друге.

В июне 1942 года во время на­лёта вражеской авиации в наш дом угодила бомба. Родители погиб­ли под завалами. Мы с сестрой по счастливой случайности в это время не были дома и остались живыми. С этого момента наша жизнь превра­тилась в борьбу за выживание. Еду я обычно добывал, бегая по городу, по разрушенным бомбёжками ма­газинам, продовольственным скла­дам, где кое-что находил из продук­тов. Сам питался и сестре приносил. Этого, конечно, мало, но хоть какая-то добавка к той пайке, что выдава­ли детям-блокадникам: 125 г хлеба и 10 г сахара на сутки. Рабочим — по 300 г хлеба и 50 г сахара.

После гибели родителей Ната­ша затосковала, постоянно рыдала от безысходности и совсем слегла. Благо, что дом разбомбили в летнее время, и мы с нею коротали ночи в полуразрушенном сарае. Вскоре она умерла. Я остался один. Старший брат Михаил, после очередного ране­ния прикованный к больничной койке, пытался через знакомых пристроить меня в какой-нибудь детский дом. Из-за отсутствия документов приём в детдом откладывался. Я вспомнил, что родная тётя ещё в начале войны эвакуировалась из Ленинграда на Алтай. Попытался уехать туда, по­дальше от этого ада. Узнал, что где-то в пригороде работает эвакопункт и занялся его поисками.

«Зайцем» двинулся на поезде в Борисову Гриву, но на очередной станции меня высадили. Решил пешком обойти по кругу Ладожское озеро. Километров двадцать про­шёл, а там стреляют и немцы, и наши. Страшно стало, и я понял, что дальше мне не пройти. А тут ещё сотрудники комендатуры задержа­ли и на машине отвезли в Борисо­ву Гриву. Попытался на пароходе пересечь Ладожское озеро, но без родителей на борт не взяли. Здесь я встретился со знакомым парнем, ко­торый тоже пытался уехать. Вдвоём стало веселей. Мы были очень го­лодны, и знакомый отнял колбасу у бродячей собаки, с жадностью съел её почти всю, мне маленький кусо­чек достался. Этой колбасой отра­вились и попали в санчасть деревни Лаврово. Знакомого медики спасти не смогли, а я чудом остался жив и продолжил попытки выехать из бло­кадного Ленинграда, но всё напрас­но. А жить как-то надо… Пытался устроиться куда-нибудь на работу, хотя бы за еду, уж очень боялся уме­реть с голоду, но по малолетству не брали. От безысходности обратился в милицию с просьбой помочь в тру­доустройстве. Так я попал на эвако­пункт в деревню Лаврово.

Начальником эвакопункта был Иван Георгиевич Гаврилов — ши­рокоплечий мужчина почтенного возраста. На эту должность его на­значили в середине февраля 1942 года. Он приступил к организации эвакопункта, и к концу февраля из Лаврово отправился первый эшелон с эвакуированными ленинградцами.

В начале апреля эвакопункт при­нимал по 300-400 человек ежеднев­но. Поток эвакуируемых быстро уве­личивался и к июню сюда приходили по 8-9 тысяч человек, столько же отправляли на восточный берег Ла­доги. Работали круглосуточно в две смены. Повсюду люди с вещами, уставшие, спешащие поесть, а по­том сесть в эшелон, на корабль или катер и уехать… Гружёные корабли, катера, пароходики, баржи сновали в обе стороны по Ладоге. Из Ленин­града вывозили население, раненых солдат и офицеров, а обратно вез­ли пополнение бойцов, продукты, оружие, боеприпасы, строительные материалы и т. п. Зенитчики внима­тельно следили за небом. Повсюду штабелями лежали мешки с мукой, ящики с продовольствием, бочки с горючим, строились навесы для гру­зов.

Доставляемые по железной дороге грузы складировали 18 женщин-дружинниц под руковод­ством Петра Ивановича Жердина. Женщины работали быстро, сла­женно, дружно. Вагон с продуктами, к примеру, разгружали за 30 минут. Зимой и летом 1942 года только с эвакопункта Лаврово вывезли более четырёхсот тысяч ленинградцев и раненых красноармейцев, а на эва­копункте за это время умерло от го­лода и ранений более 300 человек.

В это тревожное время началь­нику эвакопункта очень нужен был помощник из подростков, связной-курьер. И тут в сопровождении ми­лиционера появился я, пятнадцати­летний мальчишка, босой, в рваных штанах и рубашке, со слезами на глазах просивший взять на работу. Выслушав меня, Гаврилов предло­жил поработать связным-курьером — я с радостью согласился. Меня сра­зу же накормили, определили место для ночлега и выдали кое-что из одежды. Работы было много и вся она делалась «ногами». Бегом раз­носил распорядительные записки и устные приказы руководства эва­копункта по бригадам, на пристань, на железнодорожную станцию, в ре­монтную бригаду и т. д. Очень уста­вал, но был доволен. Эвакопункт напоминал пчелиный улей. Здесь выполнялся огромный объём работ.

И.Г.Гаврилов оказался очень хо­рошим, внимательным и заботливым человеком. Ко мне относился, как к родному сыну, за что я всю жизнь ему благодарен. За внимание и заботу я платил добросовестным трудом и беспрекословным исполнением всех поручений. Работая на эвакопункте, я был накормлен, одет и вымыт. По­сле его расформирования меня по рекомендации И.Г.Гаврилова приня­ли на учёбу в фабрично-заводское училище с предоставлением обще­жития. В январе приняли в комсо­мол, а осенью призвали в армию. Служил матросом на Балтийском флоте. В 1952 году демобилизовал­ся, вернулся в Ленинград и пошёл работать слесарем-сборщиком на завод имени С.М.Кирова. В 1954-ом по комсомольской путёвке уехал в Казахстан поднимать целину. Там, на целинной земле, встретил Ольгу Сметанину, родом со Ставрополья. Осенью 1955 года поженились, а в 1956-ом родился сын Владимир. После его рождения мы уехали на родину Ольги, работали в колхозе.

26 сентября 2014 года П.А.Воронкова не стало. Ему было 86 лет. Ушёл из жизни скромный, трудо­любивый человек, свидетель страш­ных блокадных лет. Он мечтал при­нять участие в праздновании 70-летия Великой Победы и 71-й годовщины снятия блокады. Ведь в этом есть и его, пусть скромный, но личный вклад.

Время летит неумолимо быстро. Но сколько бы лет ни прошло, под­виг жителей блокадного Ленинграда навечно останется в памяти народа как образец беспримерного муже­ства, стойкости, несгибаемой воли к победе сыновей и дочерей Отече­ства в дни суровых испытаний.

Виктор ГРЕКОВ,

внешкорр «БВ»